Проза

***
Была призрачная северная весна. Дни становились длиннее, солнце обманчиво припекало через стекло, еще лежал не растаявший снег, но в душе уже не осталось ни следа от изрядно надоевшей зимы.

Выходной день, и я отправилась в гости к одинокой пожилой женщине. Это была родная тетя моего дедушки. Впервые я ехала к ней одна. Обычно мы навещали ее вместе с бабушкой и дедом. Я была не частым гостем в ее старенькой однокомнатной квартирке на окраине города. Да и в этот день поездка казалась совсем ни кстати. Но почему-то, сейчас уже не помню причину, бабушка не смогла поехать к ней, и меня призвали скрасить ее одиночество в преддверии какого-то праздника.

Звали эту женщину Анна Ивановна Шпанова. Мы тезки, и это ей очень нравилось. Так как ни детей, ни внуков у Анны Ивановны не было, а она, как любой человек и в особенности женщина, очень хотела оставить частичку себя в ком-то. Ей казалось, что меня назвали в честь нее, хотя это было вовсе не так, но никто не собирался переубеждать в этом.

Анна Ивановна всегда радовалась приходу гостей. Сколько себя помню, в ее квартире никогда ничего не менялось. Не делался ремонт, не было перестановок, новая мебель не покупалась. За все годы сменился только телевизор, который она очень любила смотреть и порой даже вступать с ним в дискуссии. Это всегда меня забавляло. Анна Ивановна не ждала перемен, она была консерватором по натуре. В доме всегда царила чистота, ни пылинки, ни одного пятнышка на белоснежной скатерти. К приходу гостей доставался чайный сервиз и вычищенные серебряные ложечки, всегда находились какие-нибудь угощения к столу.

Она видела войну глазами совсем юной девушки, в 1941 ей было 13 лет. Девчонкой пахала землю, их впрягали вместо лошадей, мужчин не хватало, работать было некому. Она ощутила все горести и нужду, знала, как тяжело достается каждый кусок хлеба, поэтому отношение к вещам и еде было соответствующим – очень бережливым. После войны она поступила в техникум, который успешно закончила, по профессии была бухгалтером. Затем вышла замуж, но Павел Федорович умер от инсульта и с того времени Анна Ивановна жила одиноко. Он имел много армейских наград, прошел войну, будучи радистом. Я не застала его при жизни.

И вот, поднимаюсь по лестнице на третий этаж, звоню в дверь ее квартиры. Через минуту слышится шарканье ног у входа и гаснет огонек, появившийся в дверном глазке, раздается слегка гнусавый голос: «Открываю, Аннушка!»

Я внутри, передо мной счастливое лицо Анны Ивановны. На ее голове как всегда платочек, наверное, она в нем даже спала. Причем, повязан он каким-то определенным образом, характерным только для Анны Ивановны. За толстыми стеклами очков, скрылись небольшие глаза, которые в эту минуту излучали радость от моего появления в ее доме. Одета в свитер, сверху шерстяная жилетка, на ногах теплые носки, хотя в квартире отнюдь не холодно. Она вечно мерзла, как многие пожилые люди.

- Проходи, раздевайся, как я рада, Аннушка, что ты ко мне заглянула!
- А это вам от бабушки на праздник! - передаю я ей подарок (сейчас не помню, что находилось в том пакете).
- Ой, спасибо большое! Не стоило… - и глаза ее слегка наполняются влагой.
- Ну что вы такое говорите, Анна Ивановна! Перестаньте!

Дальше все как всегда. С моей стороны - вопросы о здоровье, с ее - об учебе. Мы сидим за столом, пьем чай, фоном вторит телевизор. На стене в комнате висел портрет молодого мужчины, он был там всегда. В его внешности нет ничего особенного брюнет, голубоглазый, узкие губы, широкий нос. Вот только во взгляде какая-то тоска, да и изображен он на темном фоне, что тоже придавало определенную мрачность, хотя лицо человека было совершенно светлым и открытым. Я знала, что это муж Анны Ивановны, и могла предположить, что художник нарисовал его задолго до смерти, так как мужчина был совсем юным, больше ничего. Мы никогда не говорили о нем, она всегда молчала на эту тему, а мне было как-то неудобно спрашивать, у бабушки с дедушкой я почему-то не интересовалась.

Настает ненавистное мне мгновение – тишина. Так бывает, когда люди не очень близки, да и общих тем не хватает. Молчание раздражает и неприятно волнует. Понимаю, что пора встать из-за стола, попрощаться и бежать на встречу с другом. Но вдруг мой взгляд устремляется на портрет, и я задаю вопрос, на который и так прекрасно знаю ответ.

- Анна Ивановна, это Павел Федорович изображен?
- Да, он родимый.
- Сколько же лет этому портрету? Наверное, он был написан еще до вашего знакомства? Ваш муж на нем еще совсем юный.
- Нет, Аня, я нарисовала его после Пашиной смерти.
Тут повисает недолгое молчание. Я удивлена, и этот неожиданный ответ заставил на секунду задуматься.
- А я и не знала, что вы рисуете…
- Да я и не рисую, только иногда, когда муза посетит, – улыбается она.

Опять тишина, но она уже не давит. Последняя фраза была сказана совершенно спокойно, но в глазах можно было прочесть нечто другое. Я начинаю понимать, почему светлое лицо юноши изображено на темном фоне и от чего портрет окутывает мрачность.

- Он был таким, когда мы только познакомились, - нарушив молчание, продолжает Анна Ивановна.
Произнося это, она взглянула на него с такой безответной теплотой, что у меня сжалось сердце. Так может смотреть только все еще любящая женщина. Я задумалась о том, сколько лет назад умер Павел Федорович, и поняла, что прошли уже десятки лет. Годы одиночества, которые не сломили чувство. Неужели так бывает?
- Меня ведь в жены несколько раз звали после Пашиной смерти, но я не пошла, - улыбается Анна Ивановна, - нет таких как он, а другого не надо. Жалею только, что детей Бог не дал, продолжения не оставил. Я за ним как за стеной жила, проблем не знала. Каждый день за него молилась и благодарила за счастье, истинную цену которому узнала позже. А люди завидовали, поэтому, наверное, все так и произошло. Когда с ним случился инфаркт, жизнь моя как будто оборвалась, я не знала, что дальше делать и как жить, тогда и портрет нарисовала, всю боль в него вложила, чтобы с ума не сойти. Ведь в горе человек одинок, - немного подумав, она добавляет, - как впрочем, и в радости. Потом стала жить дальше, привыкла. Хотя нет, скорее смирилась.

Мы еще долго разговаривали, я что-то спрашивала, отвечала. Моя память стерла подробности. Откровенность Анны Ивановны тронула меня, история поразила. А ведь до этого мне казалось, что ничего особенного в ее жизни нет, подобных судеб много. Но все поменялось за один день, и не только отношение к этой женщине, но и что-то во мне самой, за что я искренне благодарна. На встречу к другу в тот день я так и не пришла.

P.S. 28 сентября 2009 года она умерла. На похоронах я не была, не смогла приехать, так как живу теперь в другом городе. Последний месяц своей жизни Анна Ивановна провела в больнице, где лечилась от склероза сосудов головного мозга. Это заболевание с родни психическому помешательству, она перестала узнавать людей, моя бабушка тогда с ней сильно намучалась. Но, не смотря на свою болезнь, она постоянно, невнятно что-то говорила про Пашу, об этом рассказал мне мой дедушка, который навещал ее в больнице. Даже когда разум дал сбой, и сознание затуманилось, она не смогла забыть его, своего единственного мужчину.